Названный в честь храмового центра в Чавин де Гуантар, расположенного в небольшой северной долине на восточных склонах Анд, чавинский стиль, крепко связанный с нарождающейся новой религией, возник приблизительно около 1400 годов до н.э. и достиг своего пика развития и влияния к 400 году до н.э.
Появление создателей этой культуры было поистине эффектным. На сцене перуанской истории появление культуры Чавин напоминает скорее взрыв, неожиданную вспышку, последствия которой ощущались на протяжении многих столетий. Впервые в истории Перу мы встречаемся с культурой, чье прямое или косвенное воздействие можно проследить в находках из районов Косты и Сьерры, из мест отделенных друг от друга на тысячи километров.
Открыл Чавин профессор Хулио Сесар Тельо. Он также установил, что слово «чави» на одном из карибских языков означает «Ягуар», а «чавинави» – «сыновья ягуара с копьями».
В сегодняшней Республике Перу есть два индейских города, вызывающих особое восхищение: один - самый древний, другой – самый молодой (хотя он и существует уже пять веков). Самый молодой – это инкское «Орлиное гнездо» – Мачу Пикчу, который ныне посещают десятки тысяч туристов. Самый древний, разумеется, Чавин, облюбованный археологами и историками.
Когда мы говорим, «влияние Чавина», то имеем в виду и художественный стиль чавинцев, настолько характерный, что каждый, кто хоть раз с ним сталкивался, с первого взгляда отличит его от всех других. Орнаменты, которыми чавинские художники украшали керамику, ткани и изделия из кости, незабываемы, как незабываем и сам Чавин.
Начав разговор, связанный с Чавином, нельзя умолчать об обстоятельстве, которое также как исследование пещер Лаурикочи, разрушенных копытами коров, сильно усложнило раскрытие многих исторических тайн. Эта напасть была послана с неба. Страшная водная лавина, обрушившаяся на Чавин 17 января 1945 года, залила всю округу, и перуанский город оказался под толстым, в несколько метров, слоем грязи.
Как же это произошло? Высокогорное озеро, которое питают тающие на вершинах Кордильер снега, в начале 1945 года приняло гораздо больше воды, чем могло вместить. Вода прорвала берега и затопила все, что было обнаружено в развалинах и не было еще вывезено в перуанскую столицу в надежде реконструировать и экспонировать в самом Чавине.
Расчищенные остатки города вновь скрылись под слоем серой грязи. С того времени ученым пришлось вновь расчищать то, что однажды уже было расчищено.
Археологи сумели определить местонахождение нескольких главных объектов города. Первый из них – «Большая площадь». Сюда стекались паломники из ближних и дальних мест, здесь, по всей вероятности, совершались богослужения под открытым небом.
Паломникам было хорошо видно ритуальную площадку. Когда, пройдя лабиринтом их внутренних лестниц и переходов, облаченные в одеяния из тонкого хлопка и шерсти, украшенные перьями и золотыми украшениями жрецы храма появлялись, словно по волшебству, на вершине башни, они, вероятно, вызывали полный экстаз.
Ученые полагают, что паломники покидали храм, унося с собой ритуальные предметы, чтобы молиться дома. Этими ритуальными предметами могли быть глиняные рельефные фигурки, разрисованные ткани, золотые чеканные диски, фигурки, изображающие животных, выполненные в характерном стиле: маленькие копии должны были внушать страх, как и их гигантские оригиналы.
«Большая площадь» имеет четырехугольную форму и со всех сторон окружена особыми платформами. Сама площадь как бы опущена вниз между этими платформами. В центре ее один из помощников Тельо, житель Чавина нашел одно из самых знаменитых произведений чавинского искусства – высокий обелиск, ныне носящий имя Тельо. На площади сохранилась еще одна работа каменщиков периода расцвета города «сыновей ягуара с копьями» – алтарь, который местные индейцы называют – «Семь козочек», а археологи – «Созвездием Ориона». Алтарь представляет собой огромный каменный блок с семью отверстиями, действительно напоминающими по своему расположению семь звезд Ориона. Но скорее всего, отверстия алтаря «Семи козочек», по-видимому, лишь попытка изобразить пятна ягуарьей шкуры.
Под «Большой площадью» была открыта подземная галерея. С площади по широкой «Лестнице ягуаров» можно подняться на западную площадку, которая при позднейших перестройках (Чавин перестраивался, по крайней мере, четырежды и планомерно расширялся) стала основанием так называемой «Большой пирамиды». «Лестница ягуаров» привлекает внимание чередованием двух цветов. Часть лестницы, обращенная на север, сделана из камня черного цвета, часть, обращенная на юг, – из белого камня. Здесь же были найдены остатки колонн и камней, украшенных фризами с изображениями ягуара. Вероятно, таких фризов три тысячи лет назад на этой лестнице было несколько.
Подобные же лестницы (их всегда четыре, как количество частей света) ведут на северную, южную и западную площадки. Эти три платформы, по всей вероятности, сохранились в первозданном виде. На четвертой – западной – возвышается «Большая пирамида», которая вызывает особый интерес у туристов. Местные жители считают ее главной постройкой древнего Чавина, поэтому и называют «Кастильо», что в переводе с испанского означает «замок».
Внутренняя часть «Большой пирамиды» до сих пор еще по-настоящему не исследована. Из того же, что было открыто за последние десятилетия можно отметить «Галерею жертвоприношений» с остатками того, что паломники приносили сюда подчас из очень дальних мест. (Так, например, были найдены раковины морских моллюсков, а ведь от горного Чавина до моря весьма значительное расстояние).
При первом знакомстве кажется, что с восточной стороны вход в пирамиду Чавина открывают красивые ворота. Однако тот, кто войдет в них, убедится, что они никуда не ведут. На верхнюю ступень пирамиды от ложных ворот поднимаются две ныне уже почти развалившиеся лестницы.
На западной стороне – между «Лестницей ягуаров» и собственным комплексом пирамиды – простерся так называемый «Атриум камней», некая «прихожая» чавинского храма, с фризами летучих мышей и фризом людей-ягуаров. Здесь был обнаружен рельеф, изображавший мужчину-воина. Так же, как и на «Лестнице ягуаров», строители храма повторили тут загадочное чередование черного и белого цветов. Большая часть исследователей подозревает, что подобная игра цветом вызвана введением в монументальную архитектуру храма мотива двойственности, что будет в дальнейшем заметно и по скульптурным изображениям. Стремление ввести объединение мира реального и сверхъестественного в изображении царства тьмы и царства света.
Из «прихожей» «Большой пирамиды» можно войти в «Ворота хищных птиц». Так их называют потому, что две цилиндрические боковые колонны из черного камня целиком украшены изображениями хищных птиц, по всей вероятности кондоров. «Ворота хищных птиц» дополняет фриз на камне – изображение еще четырнадцати птиц. Интересно, что тут мы снова встречаемся с магическим числом семь, для чавинцев явно священным. Семь хищных птиц смотрят на юг, семь – на север.
За «Воротами хищных птиц» посетителя ожидает внутреннее помещение «Большой пирамиды». Выглядит оно весьма замысловато. Мы находим здесь несколько галерей, построенных в разные эпохи. Кроме уже упомянутой «Галереи жертвоприношений», это, например, «Галерея сумасшедшего» (такое неархеологическое название ей дали местные жители, потому что в ней долго скрывался один из обитателей деревни, которого считали душевнобольным). Другая хорошо сохранившаяся галерея – «Лабиринты», три коридора в форме буквы «G». К еще более давним временам относится «Галерея летучих мышей».
Помимо галерей, через «Большую пирамиду» проходят шахты, предназначенные, скорее всего для вентиляции тесных, находящихся в глубине пирамиды святилищ. Древнейшее из них святилище, имевшее П-образную форму. К нему примыкают две перекрещивающиеся галереи. Как раз в том месте, где они пересекаются друг с другом, уже три тысячи лет стоит самое удивительное скульптурное произведение храма – почти 5-метровая колонна в виде копья. Ее испанское название Lanzon («Ланзон»).
Ланзон, или Воин с копьем, своей формой и в самом деле напоминающий копье, – главное божество тех времен. Улыбающийся бог стоит в крестообразном храме, его высота около 4,5 метров, вес около 2 тонн. И, несмотря на габариты, он представляет собой тонко выполненное изваяние бога, похожего одновременно на человека и на ягуара. Вместо волос у божества извивающиеся змеи, вместо пальцев рук и ног – когти, а изо рта торчат огромные изогнутые клыки. Пояс на туловище чавинского божества украшен головами ягуаров. Примиритель враждующих, Улыбающийся бог поднял правую руку, левая вытянута вдоль туловища.
Тщательные исследования, проведенные учеными, показали, что осевая ориентация статуи Ланзона играла не только символическую, но и функциональную роль. Здесь, правда, мнения ученых разделились. Все дело в том, что прямо над галереей, где находился монумент, существовала еще одна крестообразная галерея. В полу этого помещения, пробитого острой вершиной находящегося внизу идола, было небольшое отверстие, закрытое отодвигающейся плитой.
По первой версии, отверстие предназначалось для жертвоприношений и, вероятно, какая-то ритуальная жидкость заливалась в лоточек, проделанный в верхней части фигуры божества (большинство приверженцев этой версии считают, что данной жидкостью являлась человеческая кровь).
По другой версии, данное отверстие могло служить и жреческим приспособлением, так как, если произносить в это отверстие какие-либо слова, находясь в верхней галерее, то создается впечатление, будто говорит статуя Ланзона. Такое устройство позволяло жрецам оставаться невидимыми, оглашая нижнюю галерею с превосходной акустикой звучными заклинаниями.
Изображения двух других богов Чавин были обнаружены за пределами помещений.
«Обелиск Тельо», украшает ныне Национальный музей антропологии и археологии в Лиме. Это своеобразная картина. На куске гранита в форме острого копья были выгравированы два фантастических каймана (южноамериканские крокодилы), живописно украшенных перцами чили, бутылочными тыквами, земляными орехами и корнями маниоки. По верованиям жителей Анд, кайман почитается как дарующий урожай этих, а также некоторых других земледельческих культур. Его двойное изображение на граните, как решил Тельо, предполагает две ипостаси одного божества: божества, дарующего обильные дожди и урожай, и божества, дарующего ясную и сухую погоду при сборе урожая. Как и Улыбающийся бог, Бог кайман, изображенный на камне обелиска Тельо, как будто стремится удержать равновесие между двумя противоположностями.
«Божество на острие копья» или «Бог с жезлом» – еще один культовый памятник, найденный в Чавине известным итальянским ученым Раймонди, – «стела Раймонди», как сейчас называют эту скульптуру, – изображает такое же божество в виде человека-ягуара. От его божественной головы тянутся вверх стилизованные изображения морд ягуаров с чертами человека и с огромными хищными клыками, а в руках два похожих на кактусы жезла, которые и являются символами этого божества.
«Стела Раймонди» явно более позднего происхождения, чем «Обелиск Тельо» или «Ланзон», стоящий на полу чавинского храма.
Композиция «стелы Раймонди» свидетельствует о том, что искусство культуры Чавин становилось все более и более «барочным».
Крупнейшая галерея чавинской пластики, открытая в долине Касма, в местности, которая ныне носит название Серро Сечин, относится к древнейшему периоду существования людей-ягуаров. Открыл этот второй по значению очаг культуры также Тельо. Обследуя долину Касма, перуанский археолог натолкнулся на грубо отесанный камень с изображением мужчины-воина. В ходе раскопок он нашел около 90 подобных монолитов. Кроме того, в Серро Сечин Тельо были найдены остатки сооружения, которое, возможно, было основной ступенью пирамиды. Создается впечатление, будто скульптуры и резные изображения этих диковинных, но реалистически воспроизведенных воинов некогда обрамляли фасад основной ступени пирамиды Сечин. Изображенные на монолитах Серро Сечин воины несколько отличаются от «барочных» фигур чавинских божеств. На одном из монолитов перед нами предстает военачальник или «император» в роскошном одеянии. А чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что именно он стоит во главе победителей, на специальном пояске у него висят отрубленные головы четырех повергнутых врагов.
Наряду с фигурами гордых победителей, сильных и уверенных в себе, с Серро Сечин были найдены камни и стелы с изображением человеческих голов. Вне всякого сомнения, это обезглавленные в ходе боев враги или же принесенные в жертву пленники.
Итак, Серро Сечин как будто рассказывает о некоем «первоначальном периоде», когда воины и носители культуры Чавин должны были путем вооруженной борьбы с врагами завладеть этой территорией. Город Чавин свидетельствует уже об ином, гипотетическом этапе, когда власть «сыновей ягуара с копьями» была уже установлена и в Перу наступил период господства веры в несколько или одно ягуарье божество, которое прочно завладело душами перуанцев. Культ этого божества охраняли жрецы культуры Чавин.
Распространена версия о том, что головы, украшавшие храм Чавин де Гуантар, наглядно говорят о четырех стадиях, которые проходит шаман, трансформируясь либо в ягуара, либо в хищную птицу (скорее всего в кондора), либо в нечто среднее между ними.
На первом этапе морщины на лице говорят о приступе тошноты, известном побочном эффекте психотропных препаратов.
На второй стадии глаза начинают вылезать из орбит, черты лица искажаются, из носа течет. Причем именно это и было тем хорошим знаком, что осуществилось магическое действие и началось превращение.
На лицах, изображающих третью стадию, прежде всего, привлекают внимание клыки, а сами лица напоминают кошачьи, ягуарьи морды. На четвертом этапе превращение происходит полностью: шаман, наполовину кондор, наполовину кошка, становится летящим ягуаром, посредником между реальным и сверхъестественным миром.
Сам галлюциногенный порошок, очевидно, представлял собой перемолотые листья и кору дерева эпена или раздробленные орехи дерева вилка.
Так же неразрывно связано с ритуалом было и использование кактуса «Сан Педро», мякоть которого содержала мескалин.
На одной из фриз, украшающей площадь, изображена длинная процессия жрецов, одетых в замысловатые головные уборы, с которых свисают хвосты ягуаров, жрецы, держат в руках похожие на копья кактусы «Сан Педро», а за ними следуют ягуары с когтистыми лапами кондоров. То есть здесь, вновь можно увидеть мистические трансформации, позволяющие все более и более распространять влияние культа ягуара среди народа.
В горных областях Перу наиболее значительным центром древних почитателей ягуара был город, который назван как раз в честь кондора. Храмовый комплекс Кунтур Уаси («Дом Кондора») построен в верхнем течении реки Хекетепеке, близ города Кахамарка – центра одноименной провинции. Сооружение получило название по одному из наиболее сохранившихся каменных фризов с изображенным кондором. Вытесанные в скале изображения этих горделивых птиц находятся и на одном из холмов по соседству со святилищем.
В «Доме Кондора» было найдено одно из первых чавинских погребений (в самом Чавине погребений не обнаружено), где рядом с останками лежали золотые предметы и украшения. Как и в других местах, тут была найдена прекрасная чавинская керамика. Прочерченный на черном фоне рисунок обычно повторял мотивы, характерные и для каменной скульптуры чавинцев.
Столь значительной культуре были присущи не только своеобразный почерк и характерные религиозные представления. Культура Чавин, безусловно, должна была иметь и необходимую экономическую основу, которая служила бы фундаментом для ее существования. Эту основу, несомненно, составляло развитое земледелие. С возникновением чавинской культуры во всех областях Перу, где благоприятствовали климатические условия, стали выращивать кукурузу. Некоторые ученые полагают, что пришедшие под знаком ягуара чавинцы вместе с новой религией и новым изобразительным стилем привнесли также кукурузу или, по крайней мере, новые ее сорта, более качественные, чем те, которые выращивали обитатели Котоша.
Чавицы одновременно с прекрасными храмами и стелами для ягуарьих богов начали строить столь же прекрасные оросительные системы и технические сооружения для своих полей. Самыми выдающимися являются два таких сооружения. Одно из них расположено по соседству с «Домом Кондора», то есть вблизи нынешнего города Кахамарка, где берет начало река Рио-Фина. Сооружение имеет внушительные размеры, оно занимает более 2,5 гектаров. Основная его часть – акведук, вырубленный в скале. Вода из акведука шла через несколько туннелей, стены которых украшали прекрасные петроглифы в чавиноидном стиле. Жизнь чавинцев строилась по законам их религии, потому в комплекс этого чисто технического сооружения входит и святилище. По правде сказать, святилище это весьма своеобразное: оно представляет собой большую скалу в форме человеческой головы. Род этой священной головы диаметром 3,5 метра углублен и образует искусственную пещеру, где, вероятно, совершались торжественные богослужения. В «полости» выдолбленного в скале рта было захоронено какое-то особо важное лицо, возможно, верховный жрец чавинцев.
Другое известное водное сооружение «сыновья ягуара с копьями» оставили в долине реки Непенья. Между двумя холмами они построили высокую плотину невероятной ширины (у основания 24 метра); она задерживала до наступления засухи воду, поступавшую в водохранилище по двум каналам, один из которых имел в длину 20 километров. На неровной местности акведукам мешали различные природные препятствия, поэтому они зачастую проведены по высоким дамбам. Основное сооружение плотины в долине реки Непенья дополняли дамбы и водоспуски, защищавшие посевы от разлива весенних вод в период, когда в Андах тает снег. Эта сложная оросительная система, сооруженная носителями древнейшей культуры Перу, позднее была значительно расширена гидротехниками государства Мочика. Она и поныне служит перуанцам, хотя была создана три тысячелетия назад.
Все достижения культуры Чавин настолько поразительны и уникальны, что уже с того самого времени, как ее существование было установлено наукой, ученые специалисты и любители задают дин и тот же вопрос: как и откуда появилась культура Чавин? Ведь она так неожиданно выплыла из глубин перуанской истории – зрелая и вполне завершенная. Мы не знаем ее ранних форм, не представляем, какой она была до начала строительства Серро-Сечин. Именно поэтому ответы на вопрос о возможном происхождении чавинцев и их культуры весьма различны.
Внезапное появление чавинцев на перуанской сцене навело некоторых ученых на мысль искать их прародину не только вне Перу, но и вне Америки. Так, например, видный австрийский ученый Роберт Гейне-Гельдерн считает, что элементы искусства культуры Чавин встречаются у китайских художников, творивших примерно за 300 лет до н.э. Другие ученые обратили внимание на определенное внешнее сходство между керамикой японской культуры Дзёмон и керамикой периода расцвета культуры Чавин в северных областях Перу.
Напротив, Хулио Сесар Тельо, открывший эту культуру, искал ее предшественников в западной Амазонии, на правом берегу реки Мараньон, среди индейцев влажных тропических джунглей, где живет и ягуар, тотемное животное чавинцев. С этого хищника должны начинаться любые поиски прародины Чавина. О чавинцах мы еще многого не знаем, но существуют два факта, в которых нет сомнения.
Во-первых, эта культура вступила на сцену перуанской истории как бы в готовом виде, то есть полностью сложившейся; во-вторых, главный признак Чавина – культ ягуара, хищника из породы кошачьих.
Между тем ни сам холодный Чавин, лежащий под вершинами гор почти 5 километровой высоты, ни пески сухого перуанского побережья вокруг Серро-Сечин и долины Косты отнюдь не являются идеальным местом для обитания ягуаров. Как раз наоборот. Не удивительно, что именно Тельо, открыв эту культуру, в поисках ее прародины обратил внимание на район реки Мараньон, где обитали и обитают до сих пор ягуары. Однако следует отметить, что ни в долине реки Мараньон, ни в верховьях Амазонки не было обнаружено следов не только культуры Чавин, но и никакой другой высокоразвитой древнеперуанской культуры. В ХХ столетии индейцы бассейна реки Мараньон принадлежат к числу самых отсталых в Латинской Америке. Следовательно, было бы довольно странно, если бы именно в этой области три тысячи лет назад зародилась культура, которую Тельо назвал «праматерью перуанской цивилизации».
Однако исследование по следам ягуара может пойти и в другом направлении. На востоке Мексики, во влажных тропиках были обнаружены следы древнейшей высокой культуры этой части Америки – культуры ольмеков.
Примерно 3500 лет назад ольмеки начали строить в Месоамерике свои первые города и пирамиды, каменные стелы и алтари, и все они были украшены изображениями ягуара, скорее человека с чертами ягуара. Ольмеки не только поклонялись ягуару, но и считали себя его потомками. В одном из ольмекских городов, нынешнем Портеро-Нуэво, была обнаружена каменная скульптура, которая говорит об этом недвусмысленно. Она изображает соитие женщины с ягуаром. Именно из этого контакта человека с божественным животным, согласно культовым представлениям, родились полулюди-полубоги, древнеамериканские герои-ольмеки.
Следы ягуарьих индейцев были обнаружены далеко от их центра – Веракруса.
В Монте-Альбане находятся бесспорные следы присутствия ольмеков на больших каменных блоках, где они изображены в своеобразной танцевальной позе (и именно поэтому их называют (danzantes – танцовщики). Между прочим, ольмекские танцовщики из Монте-Альбана удивительно напоминают мужские фигуры из чавинской галереи в Серро-Сечин.
Находки последних лет доказали, что индейцы, исповедовавшие культ ягуара, утверждали свое влияние по весьма обширной территории. Совершая свои экспедиции, они вскоре добрались до самой Гватемалы, Сальвадора и Коста-Рики.
Если принять во внимание, что почитание ягуара лежало в основе культуры чавинцев и ольмеков, если сопоставить обе культуры во временном отношении, если сравнить автопортреты ольмеков, известные по мексиканскому Монте-Альбану, с портретами чавинцев, увековеченными на камне в галерее Серро-Сечин, то невольно возникает сомнение не имеем ли мы дело с представителями одной и той же группы, с носителями идентичной культуры.
Разумеется, это только гипотеза. Однако в ольмекское происхождение культуты Чавин верят ряд весьма компетентных ученых.
Так или иначе, искать объяснения столь внезапно появившейся культуры нужно как раз с точки зрения обновления религиозного культа. Не зря было сделано ударение на попытку воплощения двойственности реальности и в строительстве главных храмов, и в изображении богов. Поскольку это было именно изображение измененного бога. По аналогии с «Пополь-Вухом» майя, мы можем отметить, что изображение кошачьих было присуще лишь главнейшему богу. Этим богом в древнем Перу был Виракоче покровитель всего сущего, и прежде всего бог солнца. Но необходимо заметить, что солнце вышло на первый план жизнеустройства древних индейцев лишь с определенной сменой социального устройства. Ранее при примитивном земледелии, куда более важным светилом была луна, по положению которой и создавались астрономические и земледельческие календари. Ягуар тогда был, если можно так выразиться, «лунным котом», не несущим особой защиты, так как луна не может принести своим появлением столько жизнетворности, сколько приносит солнце.
В период культуры Чавин, при создании социальной ячейки айлью, когда идет переход от земледелия, как дополнительной женской обязанности (необходимо также отметить обычное отождествление луны и женского начала) к земледелию, упорядоченному, несущему на себе одну из главнейших ролей в жизни людей, становится необходимым бог-покровитель, несущий в себе особую энергию. Энергию женского и мужского начала, как залога успешного процветания общества, и воплощенным энергиям: мудрости луны и покровительства солнца.
Именно эту роль и взял на себя Виракочи, и судя по достижениям созданным в эпоху культуры Чавин, справился он с ней великолепно.
И все же культура Чавин одна из наиболее загадочных в истории всего древнего Перу. Она не только внезапно появилась, но и почти столь же внезапно угасла.
Многие ученые считают, что для поддержания длительной устойчивости в обществе необходим сильный централизованный государственный аппарат, которого Чавин де Гуантар был лишен. Но почему же распалась общность людей, объединенная культом Чавин. Почему были заброшены религиозные центры не только на севере, но и в самом центре Перу, ответов на эти вопросы мы не можем получить до сих пор.
